Сегодня видела нехорошее.
В метро рядом со мной села женщина с мальчиком лет четырех – такая очень тусклая женщина, с напряженным лицом. Села и вся подобралась сразу. Я сначала не поняла ничего, а потом вижу – над ребенком, держась за турник, склонился бородатый мужик с глубокой складкой между бровей:
– Если я еще раз увижу, что ты пялишься в чей-то телефон или планшет, ты у меня месяц из дома не выйдешь. Понял?
И таким голосом прошипел, что мальчик весь сжался, мать его совсем уменьшилась, и даже я как-то съежилась. Смотрю, а вокруг половина вагона втянула головы в плечи.
Мужик – довольно молодой, сорока нет. Высоченный, черты лица даже приятные, если бы не само выражение – как будто там, за этим лицом, какая-то страшная, жуткая сила, которая вся собралась в сомкнутых, вспухших бровях.
– Журнал ему дай, – бросил он женщине.
Та достает.
Журнал "Русский дом". С красной такой обложкой.
Я тут же начинаю гуглить. Википедия говорит: "Ежемесячный православный журнал патриотического направления". Девиз издания – "Журнал для тех, кто любит Россию".
Сам мужик достает толстенную книгу "Битва двух империй. 1805-1812" и в нее утыкается.
И вот сидит его сын, мать перед ним негнущимися пальцами листает журнал, а напротив, на другой лавке, сидит такой же ребенок – ну, может, постарше – и что-то там нажимает на телефоне отца, большого, краснолицего мужика, который рядом подрёмывает. И у одного ребенка на лице такой скорбный ужас, какой вообще никому не положен, а у другого – полная безмятежность на красных щеках.
Я не хочу сказать, что патриотическое православие – это плохо. Я не знаю. Может быть, это хорошо. Может быть, этот жуткий мужик – просто жуткий мужик, и это вера в русского Бога подчинилась его внутреннему уродству, а не наоборот.
Я только хочу сказать, что не знаю, как поступать в таких ситуациях. Потому что поведение отца – это насилие. И его последствия – это травма. Можно не покупать ребенку гаджеты, но запрещать смотреть (!) на мир, запрещать приобщаться к нему даже взглядом – нельзя.
Я не знаю, как вмешиваться в таких ситуациях, как вторгаться в чужую семью.
Я вышла из того вагона много часов назад, но до сих пор думаю, что должна была хотя бы что-то сказать этому человеку, и тут же нахожу оправдания, почему не стоило этого делать.
Я не знаю, мог бы спасти хоть кого-то "Журнал для тех, кто любит". Или, может быть, даже "Журнал для тех, кто не любит". Я только знаю, что человеку любовь нужнее, чем всей России.
Вот только что с этим знанием делать, Господи.
! Орфография и стилистика автора сохранены