При ГенСеке Андропове борьба за Советский Порядок и с Тлетворным Влиянием Запада приняла тотальный характер.
^Прогульщиков в рабочее время отлавливали на улицах, в пивбарах и банях.
^За обнаружение в комнате общежития студентов противоположного пола собирали собрания и за аморальное поведение исключали из института.
^За привоз Библии в Советский Союз запросто могли посадить.
^Альбомы художников-модернистов таможня в лучшем случае конфисковывала. Рубенс и Модильяни приравнивались к порнографии, Шагал и Пикассо - к антисоветчине.
Однако технический прогресс стимулировал новые формы борьбы с цензурой. Роль магнитофонов в популяризации песен Высоцкого, Галича, Окуджавы, с которыми всесильный Комитет Безопасности не совладал, широко обсуждалась. Однако появление фото проекторов для показа слайдов в борьбе с компетентными Органами, кажется, не известна совсем.
Правление Генерального Сека, перешедшего из Лубянки в Кремль, совпало с возможностью показывать слайды с проектированием на стену (экранов не продавали). Чем Ваш непокорный слуга сразу воспользовался. У друзей я отыскивал альбомы Пикассо, Матисса, Буше, Эшера, фотографировал подаренным мне папой к семнадцатилетию фотоаппаратом "Зоркий" картины и графику в них, вырезал кадры и вставлял в рамки для слайдов (печатать фотографии запрещенных картин было приравнено к хранению антисоветской литературы, но за слайды вроде бы не сажали). После чего приглашал избранных друзей (человек 20) и устраивал в моей комнате квартиры на Финском просветительские просмотры. Сопровождавшиеся комментариями не побоявшихся говорить о Кандинском, Малевиче и Шагале искусствоведов.
Поскольку слайды были черно-белыми, о картинах они давали информативное представление. Которое превращалось в художественное альбомами художника, которому была посвящена встреча, которые приносили приехавшие из-за границы счастливцы. (В Публичке эти художники были на специальном хранении и смотреть их не дозволялось)
Ощущение при коллективном просмотре Шагала или Миро было примерно как при коллективном чтении Солженицина. Однако, поскольку ко мне приходили и иностранцы, и дипломаты посольств, некоторое время органы себя не показывали. Но в конце концов показали. И очень неординарно.
В один замечательный день, для за три до намеченной слайд-встречи интеллигенции, посвященной художнику Эшеру, в моей квартире раздается звонок редкой красавицы, с которой познакомился на Невском месяца за три до этого. Которой дал свой телефон (так как свой она не давала), но никогда не встречался. Которая неожиданно предложила с ней встретиться, когда мне будет удобно, а поскольку насторожившись, я от свидания уклонился, дала свой телефон. По которому (вспомнив, до какой степени это красивая женщина, похожая на Мерлин Монро и Софию Лорен разом) вечером позвонил. После прогулки по Неве красавица выразила согласие продолжить встречу у меня дома. За распитием кофе выяснилось, что ее мама работает секретарем журнала Нева, а значит, она не чужда литературе. Что я ей безумно нравлюсь. И что поэтому она не против лечь со мной на тахту. И даже раздеться.
События разворачивались по проверенному сценарию. С микроскопическим отличием. Приблизительно за секунду до кульминации дама вдруг сообщила:
- Я очень люблю художника Эшера. Но картин этого гения видеть не приходилось. Может быть, ты можешь помочь?
Я - как сейчас помню - приподнялся на локте, пристально вглядываясь в восхитительное лицо. Которое поняло, что ее разоблачили. Суперпупер красавица достала импортную брызгалку в рот (сказав, что это запрещенный наркотик), положив на столик, как бы в подарок. А когда я ей товарец вернул из рук в руки и предложил одеваться, она по-английски исчезла.
Когда я на следующий день для проверки позвонил по ее телефону, раздались короткие гудки. Телефон изменили.
Вечер Эшера прошел как обычно. КГБ по этому поводу меня не трогал, чего-то решив себе на уме. Когда же я интереса ради зашел в редакцию журнала Нева, отыскав похожую на гостью суперкрасивую Маму и спросил, как поживает дочка, мне было сказано что-то невразумительное. С окаменелым лицом.
Таков эпизод борьбы с антисоветчиной в живописи. Который достоин войти в учебники "подлинной истории Родины". За которую историки в штатском снова стали бороться
! Орфография и стилистика автора сохранены
