В школе я ужасно не любил заучивать прозу наизусть. В том числе и “Птицу-тройку”, которую нужно было вызубрить, как стихотворение. Это было глупо и немного оскорбительно, потому что проза пишется для рождения смыслов в голове, а не для музыкального воспроизведения.
Тут и рифмы нет. Прозаик-автор как бы намекает, что над прозой нужно думать, а не цепляться за созвучия.. “Проза требует мыслей и мыслей, – писал Пушкин, – без них блестящие выражения ничего не стоят”. Хотя, идею воспринимать прозу как поэзию, с музыкальной точки зрения, подал сам Николай Васильевич, выдавая роман за “поэму”, – но бездумная зубрёжка прозаического текста всё же казалась мне извращением и выводила из себя.
Чтобы как-то облегчить этот неестественный процесс и обладая зрительной памятью, я резал “Птицу” на куски и рисовал себе конспект в виде пиктограмм. (Он до сих пор где-то желтеет в архиве на листочке в клетку).
“И не хитрый, кажись, дорожный снаряд. Топором и долотом снарядил тебя расторопный мужик. Не в немецких ботфортах ямщик, борода да рукавицы, и сидит черт знает на чем…” – Я рисовал на листочке летящий военный снаряд, мужика с бородой, рукавицы и (отлично помню) задницу, сидящую на рогах у чёрта.
Сейчас я понимаю, что это была (по словам Саши Соколова) “школа дураков”, точнее, школа для формирования безмыслия, где любой текст (включая документы партийных съездов) должен был восприниматься с “музыкальной” и формальной стороны, – что часто и случалось в институте, где курс основ “марксизма-ленинизма” и “научного коммунизма” странным образом запускали в памяти эту “Птицу-тройку”, помогая не анализировать страницы ленинских работ, а заучивать их, как “поэму”. (Научный коммунизм был одной большой поэмой).
А между тем, именно над “лирическим отступлением” “Мёртвых душ” и следовало подумать. Ничего более имперского (а значит, и исторически-пророческого) я у Гоголя не знаю. Как поэт, он “напророчил” России много довольно страшных вещей (впрочем, он “пророчил” в Риме, подальше от “птицы-тройки”).
Василий Шукшин очень точно понял этот “тёмный” смысл классического образа, изобразив свою догадку в виде спора одного из своих героев (самобытных сельских “чудиков”) с учителем литературы. Его вдруг “осенило”. Да, прекрасный, поэтичный и динамичный образ России, – но “кто сидит в этой бричке?” Кого несут эти чудо-кони? По чьим делам они посланы, и в чьих интересах машут чудо-гривами? В бричке-то Чичиков, мошенник-“миллионщик”, владелец мёртвых душ. Именно его влекут по дорогам России “чудо-кони” в своём “наводящем ужас движении”.
Вопрос “куда ж несёшься ты?” (по делам мошенника) – совсем не риторический. Потому у автора и нет ответа на него.
“Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства”.
Как у любого гениального поэта, образ “птицы-тройки” совсем не одномерен, он, скорее, “тёмен” и только запакован в комплиментарную, восторженную форму. Но любой нормальный человек, живущий в этой стране, прекрасно понимает, какой “разорванный в куски воздух” может нести его родина близким соседям, каким “чудным звоном” может “заливаться” бесстыжая российская пропаганда и с каким “наводящим ужас движением” Россия может вламываться в чужие пределы.
“Куда ж несёшься ты? дай ответ. Не даёт ответа”. Это вопрос, словно вчера прозвучавший.
У агрессивно-депрессивной путинской империи тоже нет ответа. “Куда ты скачешь, гордый конь и где опустишь ты копыта?” – спрашивал другой поэт. Как и в классические имперские времена, цели этого захвата территорий совершенно непонятны.
Да Путин и сам не знает, куда он “несётся” и где “опустит копыта”, потому что подлинная цель имперского движения – само имперское движение. Эта цель не в куске разбитой территории, – она в хватательном рефлексе. В утверждении права силы подгребать под себя чужие страны и народы. Ради чего? – ради процесса и внутреннего комплекса. Подгребая земли и кроя границы, империя возвращает себе утраченный образ “величия”. Так империя борется с новой эпохой за ощущение “нормальности”.
Только со времён Пушкина и Гоголя мы видим горькую картину деградации: вместо “гордого коня” со своими “копытами”, – лживая кляча Лавров. (А если и “копыта”, то только в комплекте с рогами). Вместо “постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства”, – картина полного изгойства и международного презрения к имперскому праву силы.
Да и с тем, что “постораниваются” я бы не спешил. Перед покойным СССР уже никто не “посторанивался” (судьба “империи зла” у всех на памяти).
Думаю, что и сейчас “постораниваться” никто не станет. Империя пониже, и дым у неё пожиже.
Но есть и то, что не меняется веками. Мошенник-миллионщик в бричке “птицы-тройки” очень узнаваем. Только у него фамилия не Чичиков, а Путин. Однако, типаж “окурка”, одержимого идеей расквитаться с миром за горестное детство и бездарность собственной натуры – это точный портрет обоих.
Только у Павла Ивановича идея-фикс – мошеннический капитал и статус в “обществе”, а у Владимира Владимировича – дворцы, “кошельки” (тренеры-виолончелисты) и тот же самый почётный статус среди “мировых держав”. Комплекс неполноценности в чистом виде.
И ещё одно, совершенно неизменное: это вдалбливание в головы молодого поколения образа “птицы-тройки”, устремлённой в будущее и наводящей “ужас” (поэтизация движения, рвущего воздух в клочья) вместо трезвого анализа целей и задач.
“Куда опустишь ты копыта”, господин Лавров? И как долго будут “постораниваться” (зажимая нос) от мошенника в ржавой бричке “другие народы и государства”? Ответ совершенно понятен.
В 20 веке на тот же исторический сюжет о “птице-тройке” прекрасно спел Александр Галич в 1968 году: “Граждане, отечество в опасности: наши танки на чужой земле”. Это ведь тоже о “птице-тройке”, – только со стыдом за неё и ужасом от “разорванного в куски воздуха”…
Снова, снова - громом среди праздности,
Комом в горле, пулею в стволе:
- Граждане, Отечество в опасности!
Граждане, Отечество в опасности!
Наши танки на чужой земле!
Российская история ходит кругами, вызывая в памяти те же самые страхи, трагедии и литературные сюжеты. Мы сейчас в такой же горькой точке. “Наши танки (снова) на чужой земле”. Что стало с прежней “птицей-тройкой” советского пошиба – все прекрасно помнят. Новую ждёт та же судьба.
! Орфография и стилистика автора сохранены
